Китай был высокоразвитой и процветающей цивилизацией более тысячи лет, вплоть до восемнадцатого века, но потом как-то незаметно на 150 лет деградировал в бедную и отсталую страну. В 1979 году Китай начал программу перехода к рыночной экономике, и страна буквально возродилась из пепла, как птица-феникс, превратив свою экономику из захудалой, в самую динамичную в мире. Что же стоит за этими судьбоносными переменами? В моей последней книге “Demystifying the Chinese Economy” (Прим. Profinance.ru: Развенчанный миф китайской экономики) говорится о том, что основой для устойчивого роста всега были, есть и будут технические инновации. До промышленной революции источником таких инноваций были фермеры и ремесленники. Китай, как самая густонаселенная страна, обладал в этом плане неоспоримым преимуществом, которое сделало его лидером в области технических инноваций и экономического развития своего времени. Однако промышленная революция ускорила развитие западных стран, заменив опыт мастеров на лабораторные эксперименты ученых и инженеров. Смена парадигмы привела к возникновению современной модели экономического роста и образованию раскола в мировой экономике, известного как “Великая дивергенция”. Китай не сумел принять эти перемены, в основном, из-за своей государственной экзаменационной системы, которая делала упор на заучивание конфуцианской классики и никак не мотивировала высшие слои общества учить математику и естественные науки.
У Великой дивергенции были свои плюсы: развивающиеся страны пользовались технологическими открытиями развитых экономик, что позволяло им расти быстрее те, кто был в авангарде промышленного прогресса. Но Китаю удалось обернуть отставание себе на пользу только после того, как начался процесс трансформации централизованной экономики в рыночную. В начале коммунистической эры, в 1949 году Мао Цзедун и другие политические лидеры страны надеялись изменить ситуацию при помощи развития капиталоемких отраслей промышленности. Эта стратегия позволила Китаю создать атомную бомбу в 1960-х и запустить спутник в 1970-х. Но он все равно оставался бедной страной с отсталой экономикой, ориентированной на сельское хозяйство, и совершенно неконкурентоспособной в капиталоемких отраслях. Компании, работающие в этой сфере не смогли бы выжить на открытом рынке. Они зависели от государственной поддержки, субсидий и руководящих директив. Эти меры помогли Китаю создать современные, продвинутые отрасли промышленности, но не научили его правильно распределять ресурсы и мотивацию. Экономическая эффективность была нулевой. Делали наспех, а сделали на смех.
В 1979 году Китай начал переход на рыночную экономику. Тогда Дэн Сяопин использовал прагматичный двусторонний подход, отказавшись от принципа “вашингтонского консенсуса” (прим. Profinance.ru: тип макроэкономической политики, рекомендованный МВФ и Всемирным банком к применению в странах, испытывающих экономический и финансовый кризис, и дискредитировавший после событий 2008 года), который требовал быстрой приватизации и либерализации торговли. С одной стороны, в время переходного периода правительство продолжало поддерживать компании, работающие в приоритетных секторах; с другой – оно открыло частным компаниям и иностранным инвесторам доступ в трудоемкие отрасли промышленности, которые всегда являлись главным конкурентным преимуществом Китая, но недооценивались в прошлом. Этот подход обеспечил Китаю одновременно стабильность и динамичный рост. На самом деле, преимущества “отставания” просто захватывали дух: за последние 32 года средний годовой темп роста ВВП составил 9.9%, а объемов торговли – 16.3% – заоблачный результат и пример для подражания другим развивающимся странам. Сегодня Китай – крупнейший в мире экспортер и вторая по величине экономика в мире, сумевшая вытащить из нищеты более 600 млн. человек.
Но за успех приходится платить дорогой ценой. Усилилось социальное неравенство (отчасти, из-за того, что государство по-прежнему придерживается искажающих политик, включая поддержку четыре крупнейших государственных банка Китая, нулевые роялти на добычу полезных ископаемых и монополии в таких важных отраслях, как телекоммуникации, энергетика и финансовые услуги). Эти искажения (наследие двустороннего подхода) ведут к неравенству доходов, что угнетает внутреннее потребление и способствует росту торговых дисбалансов Китая. Они никуда не денутся до тех пор, пока Китай не завершит свой переход на рыночную экономику. Уверен, что Китай может сохранить свои впечатляющие темпы роста, несмотря на злые ветры, дующие из Европы, и спад спроса в мировой экономике. В 2008 году доход на душу населения в Китае составлял 21% от дохода в США (с учетом паритета покупательской способности) и был равен доходу на душу населения в Японии в 1951 году, Южной Корее в 1977 году и в Тайване в 1975 году. Среднегодовой темп роста ВВП составил 9.2% в Японии за период с 1951 по 1971 годы, 7.6% в Южной Корее за период с 1977 под 1997 годы, и 8.3% в Тайване за период с 1975 по 1995 годы. Учитывая сходство стратегии экономического развития этих экономик и Китая, начиная с 1979 года, можно предположить, что в ближайшие два десятилетия темпы роста ВВП в стране будут держаться на уровне 8%. Некоторые думают, что Китай с населением 1.3 млн. уникален, поэтому никто не может повторить его успех. Но это не так. У любой развивающейся страны есть возможности для быстрого и устойчивого роста и снижения уровня бедности на протяжении нескольких десятилетий. Нужно лишь получше присмотреться к преимуществам отставания, научиться импортировать технологии из развитых стран и модернизировать свою промышленность. Иными словами, нужно увидеть и понять свое конкурентное преимущество.
Джастин Лин, главный экономист и старший вице-президент Всемирного банка по вопросам экономического развития, основатель Китайского центра экономических исследований в Пекинском университете.
